Сергей Минцлов - Приключения студентов [Том I]
— Не знаю такой. А чем она так страшна?
— Это, брат, у духовника спрашивай!.. Ну, только хуже ее нет на свете: увидишь если — рви и жги сейчас! Святыми она проклята!
— А там, за этими горами и лесами, что?
— Что там хорошего? Те же горы, да пропасти, ведьмы да колдуны, бароны да нечистая сила!.. Хорошего, брат, нигде на свете нет!
Марк покачал головой.
— Как же так: мир–то ведь Господь сотворил? Как же может он нехорошим быть?
— Да вот так же! Господь–то на небо вознесся, а сатана с чертями на земле остались! Они все и испакостили! Думаешь, что вот так на свете все и есть, как нам кажется? Нет, брат — это одно наваждение кругом!
— А горы тоже наваждение?
— Понятно; нам–то они горами кажутся, а на деле ими пекло прикрыто! Недаром по ночам крики да хохот внизу слышны!..
— Вы их слышали?
— Еще бы! И огонь вырывается, бывает!.. У ворот сидя, всего навидаешься!
Послушник повел плечами, как от озноба.
— А вы, о. Петр, далеко за горами были?
— Далеко.
— Конец света там близко?
— Сказал тоже!.. Чтобы до конца, с заката на восход солнца, дойти надо четыреста ден пути, а с юга на полуночь — двести!
— А кругом земли что?
— Море–океан течет! А сверху все твердью прикрыто, видишь?.. — Оба запрокинули назад головы. — Из стекла она!.. вроде как бы из хрусталя горного. Разве в книгах в твоих нет этого?
— Нет!.. мы молитвенники все переписываем. А сейчас Евангелие я расцвечиваю…
Наступило молчание; Марк поднялся с земли, постоял и медленно направился к церкви. Привратник глядел ему вслед и, когда Марк скрылся, заковылял за ним и заглянул
в распахнутую дверь.
Храм наполняли полусумерки; на высоких, узких стеклах окон пестрели многоцветные картины; одна из рам была приоткрыта и в нее полосою врывался луч солнца. Марк стоял на коленях у колонны перед статуей Богоматери; белокурая склоненная голова его была освещена, и золотистый луч, падавший на нее, казался благословением свыше.
О. Петр постоял, посмотрел и пошел к келье о. Антуана.
— А вскормленник наш с тобой что–то все мудрствовать стал?.. — заявил он, садясь на табурет против иконописца.
О. Антуан обеспокоился, вскинул на пришедшего голубые глазки.
— А что? Говорил тебе что–нибудь?
— Да все выспрашивает про мир! Тянуть его от нас начинает! Смотри — не попал бы он у тебя в когти дьявола!!.. его это работа.
— Молод он, кровь бродить начинает…
— Про то же и я говорю!.. наваждения сатанинские подошли; кругом ведь бесы караулят! Напрасно ты его грамоте научил!.. — добавил, помолчав, о. Петр, — говорил я тебе в свое время — эй, не надо, запрещают это святые отцы, а ты все свое!..
— Да как же по нашему делу без грамоты быть? — возразил о. Антуан. — Кто ж бы книги святые переписывать да украшать стал?
— И книги не нужны!.. — сурово проговорил привратник. — Ляг крестом на паперти перед церковью — увидит тебя Господь и без книжки!..
— А евангелисты что делали, о. Петр? с них мы пример должны брать; все хорошо, что для славы Божией творится!..
О. Петр махнул рукой и встал.
— С тобой не сговоришь!.. — произнес он, — я свое дело выполнил — упредил, а там как знаешь!.. А Христос писал?! — вдруг громогласно вопросил он, уже взявшись за ручку двери и повернувшись. — То–то, брат, вот с кого пример бери! Не морочь головы мне!
И он выбрался, волоча ногу, из келии; о. Антуан отложил кисть в сторону, подпер маленькой, прозрачной рукой подбородок и задумался.
ГЛАВА II
Солнце только что юркнуло за вершину горы, когда Марк вернулся опять к о. Антуану; тот уже кончил дневной труд, вытирал стол и убирал раскиданные вещи: скоро должны были зазвонить к вечерне. Марк помог старику и вместе с ним вышел в галерею через другую дверь.
Со дна пропасти уже подымалась ночь; колоннада и строения монастыря потускнели, только крест и верхняя половина колокольни еще пламенели в лучах солнца. Стрижи с криком черными прутьями секли воздух.
— Слышите, о. Антуан, что они кричат?.. — проговорил Марк, — «В высь, в высь»!!.. — он удачно повторил зов стрижа.
Старик поднял глаза и прислушался.
— А верно!.. — сказал. — Все нас в высь, к Богу, зовет!.. — он обвел взглядом окрестность. — А как ласточки обедню служат, слышал?
— Нет!.. Как это?
— А перед рассветом, задолго до него… вроде нашей полуночницы! Еще ночь глухая совсем, а они в гнездах проснутся и так то все сладко поют — и сказать нельзя, до чего хорошо! Особливо, если гнезд много и в одном месте! Отслужат и опять уснут!
— Я не слыхал!.. — задумчиво протянул Марк. — Значит, можно молиться и без слов?
— А понятно!.. Зачем слова? Бог–то ведь знает, что тебе нужно! Молимся затем, чтобы ближе с Нему стать: почувствуешь Его — и сам лучше сделаешься!
Они остановились у зубцов.
— Не так далече отсюда монастырь есть… — заговорил опять старик, глядя в пропасть, — пришел туда душу спасать человек некий; обет дал послужить Пресвятой Богородице — статуя чудотворная там стоит. А был он плясун: на ярмарках людей тешил. Пожил в монастыре, горько ему стало: ни молитв не знал, ни петь за службою не умел… Другие кто молится, кто убор Пречистой делает, кто иконы ее пишет — один он как без рук — знай только поклоны бьет! Печалился он крепко, да вдруг и осенило его. Стала примечать братия — совсем переменился человек: повеселел, радостный сделался, приветливый. И пропадать где- то начал — это тоже приметили. Принялись следить: укараулили, что он в церкви по ночам остается. Схоронились двое из братии в нишах за статуями и, что бы ты думал, увидали? Обошел новичок весь храм, осмотрел — нет ли кого, кроме него, потом скинул рясу — ан под нею плясун- ский наряд надет! И давай плясать перед Пречистой — и вприсядку и всячески и колесом ходил — вот для чего он тайком в храме прятался!
Братия бегом к настоятелю. Так и так, доложили — кощунство, пляс идет в доме Божьем; бесноватым новый брат оказался!
Настоятель с ними назад, в церковь. Вошли потихоньку — видят, лампадки что звезды венцом кругом Пречистой теплятся, а полуголый человек перед ней на руках ходит; потом как запляшет что исступленный!
Только о. настоятель голос обрел, собрался крикнуть — и окаменели все трое: зашатался плясун, повалился на пол. А Матерь Божья озарилась вся как бы месяцем, улыбнулась… подняла руку, оперлась на колонну, сошла на пол, над плясуном склонилась и тихо пальчиками светящимися пот ему со лба отерла…
Упал в страхе ниц настоятель с братьями, а когда поднялись — Пречистая по–прежнему на своем месте стояла, плясун не шевелясь лежал. Поспешили они к нему — ан он уже Богу душу отдал! Лицо счастливое, светлое, как уснул словно!.. Вот, братик, что на свете случается! И пляска, если она от души, выше молитвы бывает!
